Статьи

Бога можно встретить в любой день, но лучше всего в субботу. В этот день и Бог, и человек особенно предрасположены к встрече. В этот день мы сами можем быть настоящими и можем видеть настоящий образ Бога.

В статье использованы материалы Конференции по лютеранской экзегетике и принципам толкования Писаний, состоявшейся в сентябре 2011 г. в Найроби, Кения, - одной из конференций, которые проводятся Лютеранской Церковью в преддверии 500-летия Реформации 1517 года.

Мы говорили о Моисеевом Законе и о том, как именно с его помощью толпа рабов, бежавших из Египта, превратилась в народ Божий. Но когда в Новом Завете Христос ссылается на книги Писания, Он обычно говорит о них так: «Закон и пророки». Значит, пророки были не просто приложением к этому Закону, а чем-то настолько важным, что даже Закон без них не был полон? Не случайно и сегодня в синагоге чтение Торы (Закона) обязательно сопровождается чтением отрывков  из пророческих книг.

«Я хорошо помню, как сам впервые взял в руки Евангелие. Открыл и стал читать с первой главы Евангелия от Матфея, где дана родословная Христа с длинным списком сложных еврейских имен. Я был в шоке. Как это можно читать, и какое все это имеет отношение ко мне? Мое читательское восприятие, сформированное образцами русской классики, «не работало» при чтении Священного Писания»

В описании распятия Христа у Матфея мы встречаем странный эпизод, которого нет у других евангелистов. В момент смерти Спасителя «гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святой град и явились многим» (27:52-53). Казалось бы, это было великим чудом, почему же об этом говорит только Матфей, да и то мельком? Кто вообще были эти люди, почему они воскресли?

Если бы мне дали прочитать только одну проповедь, я говорил бы о гордыне. Чем больше я живу, чем больше вижу, как живут и пытаются жить в наше время, тем больше убеждаюсь в правоте старого церковного учения о том, что все зло началось с притязания на первенство, когда само небо раскололось от одной высокомерной усмешки.

Признаюсь честно, Церковь вызывает смешанные чувства. То, что должно быть преддверием Божьего Царства, выглядит как одна из транснациональных корпораций. То, что должно быть другим, неземным, духовным, полно человеческих страстей, интриг, конфликтов. То, что должно быть собранием святых, в лучшем случае можно назвать собранием больных, а в худшем – хитрецов, притворяющихся простаками.

Говоря об антропологии Апостола Павла - впрочем, достаточно изученном предмете, - хотелось бы выделить те основные моменты, которые могут показаться необычными и весьма отличными от традиционных представлений о человеке. Разумеется, всем известно то большое влияние, которое испытало на себе христианское богословие со стороны древнегреческой философии, прежде всего со стороны так называемого идеализма Платона.

Вера и сомнения всегда оказываются рядом. Хочешь или не хочешь, но сомневаться – неизлечимая привычка или скорее врожденное свойство человека. Иногда она спасает, оберегает от опрометчивого шага, от наивного, неоправданного доверия. Но иногда становится болезнью, которая разрушает отношения с ближними, сеет недоверие, подозрения, порождает внутренние противоречия, раздвоенность личности. Сомнения могут разоблачить суеверия и расчистить путь к настоящей вере. А могут приучить жить без веры, без доверия, в неуверенности, в неверии.

Я не пастор, но много думаю о различных образах церкви, с интересом изучаю опыт других стран, копаюсь в истории. Численный рост, эффективность организации, целеустремленность служения, миссионерское видение, финансовая состоятельность – все эти характеристики очень важны, и есть достойные примеры того, как их достигать и соединять. Но если попытаться все максимально упростить, то меня больше беспокоит другое.