Статьи

В описании распятия Христа у Матфея мы встречаем странный эпизод, которого нет у других евангелистов. В момент смерти Спасителя «гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святой град и явились многим» (27:52-53). Казалось бы, это было великим чудом, почему же об этом говорит только Матфей, да и то мельком? Кто вообще были эти люди, почему они воскресли?

Признаюсь честно, Церковь вызывает смешанные чувства. То, что должно быть преддверием Божьего Царства, выглядит как одна из транснациональных корпораций. То, что должно быть другим, неземным, духовным, полно человеческих страстей, интриг, конфликтов. То, что должно быть собранием святых, в лучшем случае можно назвать собранием больных, а в худшем – хитрецов, притворяющихся простаками.

Говоря об антропологии Апостола Павла - впрочем, достаточно изученном предмете, - хотелось бы выделить те основные моменты, которые могут показаться необычными и весьма отличными от традиционных представлений о человеке. Разумеется, всем известно то большое влияние, которое испытало на себе христианское богословие со стороны древнегреческой философии, прежде всего со стороны так называемого идеализма Платона.

Вера и сомнения всегда оказываются рядом. Хочешь или не хочешь, но сомневаться – неизлечимая привычка или скорее врожденное свойство человека. Иногда она спасает, оберегает от опрометчивого шага, от наивного, неоправданного доверия. Но иногда становится болезнью, которая разрушает отношения с ближними, сеет недоверие, подозрения, порождает внутренние противоречия, раздвоенность личности. Сомнения могут разоблачить суеверия и расчистить путь к настоящей вере. А могут приучить жить без веры, без доверия, в неуверенности, в неверии.

Пасмурное утро. Я выбрался из палатки и побрел на кухню. Там уже теснилось человек семь сотрудников лагеря. Пока наливал кофе, выяснилось, что полушутя все озадачены вопросом, кто же в лагере является тем самым Ионой, из-за которого мы пережили шторм и теперь вновь не видим солнца.

В прошлый раз мы говорили о юности Моисея… о дальнейшем, а именно, о том, как он вывел своих соплеменников из Египта, знают, пожалуй, все – хотя бы из популярного мультфильма. Фараон сначала упрямился и не хотел отпускать евреев на свободу, но после того, как грозная сила Творца была явлена в чудесах и знамениях, у него, по сути, не осталось другого выбора. Так оно часто бывает и в менее драматических ситуациях: вопрос не в том, примем мы неизбежное, а скорее в том, как скоро мы его примем и как дорого заплатим за промедление.

Все мы бываем «за», и все мы бываем «против», и не только во время очередных выборов. Так уж устроена жизнь, что если мы соглашаемся с одним, то неизбежно должны возражать другому. И в Евангелии мы видим постоянное противостояние: всякий, кто принимает учение Христа, неизбежно оказывается в оппозиции ко многим другим учениям и даже людям: вовсе не потому, что он враждебен кому-то, а потому, что невозможно одновременно служить Богу и мамоне, общаться со Христом и Вериаром. Говоря «да» одному, приходится сказать «нет» другому.

О Древе Жизни я уже как-то писал, но в своем же ЖЖ не могу эту запись найти, т.к. не оставил метки. В то же самое нахожу, что это тема по-прежнему актуально и интересна.

Как уже известно, существуют различные точки зрения на богодухновенность. Начиная от механического взгляда богодухновенности, заканчивая различными более утонченными философскими определениями.

Одни утверждают: нет в Евангелии никакого суда, там только любовь и прощение. Другие возражают: напротив, там много говорится о наказании грешников и о том, что каждый даст Богу отчет в своей земной жизни. Кто прав? И те, и другие… или ни те, ни другие. Суд в Евангелии вне всякого сомнения есть, но само Евангелие – не о суде.