Любовь как жертва и риск
Песни Песней по Христосу Яннарасу
Еще в патристике было признано, что в каноне не существует другой книги, допускающей столь много самых противоречивых толкований. Для иудейских учителей традиционными считались аллегорические интерпретации, согласно которым в тексте символически выражается любовь Бога к Израилю (рабби Акиба, Таргум, Мидраш). В целом книга воспринималась как обобщение всей Торы, ее поэтическое резюме; точнее, духовно-эмоциональное переживание, которое могло быть высказано только поэтически.
Христианские комментаторы развивали аллегорический подход (буквалистские толкования встречались нередко, но официально были запрещены решениями соборов). Толкованию Песен посвятил свой фундаментальный труд (10 книг) Ориген, в котором был обобщен опыт иудейских авторов и отредактирован с позиций христианской веры. Отныне в Женихе видели Христа, в Невесте — Церковь.
Книгу рассматривали и как пророчество о воплощении Христа (за X в. до Р.Х.), но чаще всего ее наделяли исключительно "духовным" смыслом. В этом случае все описываемое в ней — богоискание, внутренняя драма человеческого сердца. Так Бернард Клервосский говорит о женихе-Христе "ищущем и руководящем" и о невесте, душе "приводимой".
У богословов западной традиции (особенно, протестантских авторов) и сегодня преобладает аллегорический подход. Однако этим смысловым горизонтом текст не ограничивается. Напомним, что иудейские толкователи выделяли четыре уровня понимания текста: буква, намек, аллегория, тайна. Видимо, именно последнему и принадлежит большей частью Книга.
О затрудненности, смысловой непрозрачности Песен специально предупреждал Ориген: "...с трудом обретается тот, кто, прошедши все песни, содержащиеся в Писании, был бы в состоянии возвыситься до Песни Песней". Он говорит, что духовная любовь доступна лишь тому, чья душа ни к чему не привязана: "говорю не только о плоти и крови, но и о деньгах, и об имениях, и даже о самой земле, и о самом себе...".
Вместе с тем принадлежность тайне не лишает книгу ни буквы, ни намека, ни аллегории. Тайна лишь обеспечивает их гармонизацию и особую смысловую наполненность; в тайне находят свое место не только мотивы духовные, но и эротические душевные, лирические. Их оправдание совершается в богословии Христоса Яннараса.
Греческий философ и богослов Христос Яннарас родился в 1935 г. в Афинах. Сегодня его многочисленные сочинения признаны и переведены на десятки языков. Рассуждая о христианской вере, мыслитель пытается восстановить утраченную связь двух христианских традиций — Востока и Запада.
Он уверен, что главное заблуждение Запада — отказ от апофатизма. Апофатический подход дает возможность использовать не столько язык формальной логики и схематизированных понятий, сколько язык поэзии. Именно поэтому в поисках слов и образов для выражения своей богословской позиции Яннарас обращается к Книге Песен.
Тема любви, — главная в Песнях, — это способ мыслить о Боге и человеке, об образе Бога в человеке, о Бого-человеке, когда они сближаются в своей инаковости. Подлинно реальное, по мнению богослова, проговаривает лишь на языке любви, когда свобода незнания становится выше любого знания. Так тема любви оказывает путеводной нитью в поисках Бога.
Как же можно описать отношения любви Бога и человека, человека и человека в апофатическом ключе? Яннарас начинает с описания первой встречи как трепетного переживания, неуловимо-тонкого момента встречи с Другим. И последующие встречи должны остаться такими же волнующими.
Так важно сохранить скромную робость, томительное замирание сердца, напряженность ожидания, стыдливость взгляда. Здесь не может быть и речи о "рабочей" встрече, об уверенности как предсказуемости, о деловитой стабильности отношений. Ориген описывает свои встречи с Богом так: "Часто, Бог свидетель, я видел, что жених приближается ко мне... и вдруг он уходит... и когда исчезает, снова ищется мною".
Любовь предполагает риск, непредсказуемость, неуверенность, отсутствие надежд и гарантий, когда отдаем все и все ставим на кон — все гарантии, всю надежность, свои планы и ожидания; когда готовы на все, и даже на смерть — ради любимого.
Итак, отношения человека с Другим не должны уподобляться эгоцентрическим отношениям гарантированной выгоды, стабильной прибыли, самодовольной уверенности ("раз и навсегда").
Любовь возникает по ту сторону закона, по ту сторону схематизаций рационализма, по ту сторону эгоцентрического интереса. Вот почему в Песнях отношения с Другим описаны как отношения жениха и невесты — рискованные в ожиданиях, неуловимо-тонкие в чувствах, незаинтересованные в выгоде.
Яннарас убежден, что жизнь любящего означает отречение от претензий Своего ради жизни Другого, когда живешь настолько, насколько отдаешь себя, чтобы принять самоотдачу Другого. Существовать "с избытком" можно лишь через то, что любишь, и в меру того, насколько любишь.
Однако любовь как жертвенность, бытие для Другого оказывается противоестественным способом существования жизни, недостижимым для эгоистической человеческой природы, которая отчаянно желает лишь захватывать жизнь, овладевать ей и использовать ее. Полнота бытия даруется в общении с Другим, но собственнический инстинкт природы делает невозможным общение, претендуя на присвоение Другого и владение им.
И лишь в сверхприродном, в духовном усилии любви становится возможным низложение собственного авторитета "Я", которое совершается в пользу социального отношения, отношения к другому "Я", как отношения незаинтересованного. Яннарас напоминает об опасности проецирования на Другого своих ожиданий и предпочтений, когда каждый переживает чудо любви сам по себе, а Другой — лишь призрак.
Отношение человека к Богу не может быть делом сугубо личным, спасение не совершается индивидуально. Бог являет себя в лике Другого человека, в лике каждого ближнего, нуждающегося, обращенного ко мне за помощью. Свободный человек вверен ближнему, никто не спасается без других. Изнаночная сторона души не закрывается изнутри (Быт. 7,16). Разве может она закрыться в час, когда гибнет человечество? И бывают ли такие часы, когда не грозит потоп? Начало социальности коренится в любви; только в высшем усилии любви возможны преодоление индивидуализма и прорыв к Другому.
Любовь не допускает равенства в обмене дарами, напротив, основывается на принципиальной моральной асимметрии. Другому отдаешь больше, чем Другой тебе. Но к себе относишься требовательнее, строже. Наше же естество, столь любящее играть в "игры корыстолюбия", первым делам подсчитывает недостатки Другого и достоинства своего «Я».
Как правило, «Я» и вовсе не видит в себе изъянов. Любовь предает только Другой. Он берет больше, чем приносит. И как только я начинаю считать, Другой все больше меня раздражает, и все мои подозрения всегда подтверждаются... Если же и Другой начинает "вести бухгалтерию" и на основании собственных измерений и подсчетов обвиняет меня, то разрыв в отношениях неизбежен. Отношения любви — непроницаемая тайна. Требования предсказуемости, стабильности, "прозрачной бухгалтерии", юридической выверенности к ним не применимы. Риск утраты, муки поисков, робкая надежда, радость редкому мгновению — так Песни говорят о любви.
Удивительным образом Яннарас синтезирует буквальный, аллегорический, "духовный" смыслы Книги; одухотворяет буквальное, конкретизирует и воплощает духовное. Это справедливо даже в отношении к воплощению Богочеловека: кенозис означает, что Тот, Который не имеет образа, приобретает его, Тот, Который пребывает за пределами слова, становится словом. Образ и слово — плоть ограниченного и временного, плоть смертного. И, тем не менее, они могут означать неограниченное и вневременное присутствие истинной жизни.
Яннарас оправдывает плотское, материальное, временное, земное, человеческое не само по себе, но в связи с целым, как часть гармонии единого и всеобщего. В поисках ответа на вопрос о причинах современного упадка духа и торжества разнузданной плоти, он обращается к истории, и находит, что разрывающий дуализм — внутренняя драма европейской цивилизации в целом и христианского богословия в частности.
Так для средневековья человеческим был лишь дух, а вершиной духа — способность разума к доказательствам. Естество — место господства дьявола; видимая реальность подчинена алогизму "падения". Все материальное — гадкое и подозрительное, поскольку лишь духовно-идейное родственно вечному. Телесные чувства — окна, через которые проникает зло. Удовольствие — запрещенный плод. Единственная возможность спасения — безоговорочное подчинение силовым механизмам религии.
Государство, мораль, общественные институты и функции, смысл повседневности — все подчинено неженатому клиру, уполномоченному быть надзирателем над аскетизмом, далеким от любви, аскетизмом лишения и страха. Во время Просвещения на место воображаемого Бога была поставлена воображаемая обожествленная природа; на место лишенного смысла аскетизма — отвратительное индивидуальное наслаждение... Под названием религиозного рационализма или позитивистской науки — всегда те же мощные "доспехи", призванные оберегать безопасность лишенного любви индивидоцентризма.
Для Яннараса характерно гармоничное, целостное восприятие мира в единстве его измерений, "по ту сторону материи и духа". В своем богословии он преодолевает шизофреническую расколотость западного сознания на материальное и духовное, сущее и должное, примиряет враждующие плоть и дух. По его словам, любовь — это метафизика тела и плоть метафизики, "наполнение жизнью пустой скорлупы идей"; "то, что связывает язык с нервами, плотью и кровью реального".
Материальное, плотское, телесное, говоря словами Д. Бонхёффера, предпоследнее, но не последнее; необходимое, но не достаточное. Конечная цель любовного стремления в человеке — обожение, воссоединение человека с Богом. Отказ от этой высокой, идеальной цели приводит к вырождению любви в природное стремление к самоудовлетворению, в неутолимую страсть, в эгоистическое сладострастие.
Таким образом, конечная цель любви — обожение. Это значит, что любовь не замирающее счастье обладания и пребывания, но путь восхождения. Лишь на этом пути невеста может быть "черна, но прекрасна", поскольку делается белою, когда стремится к большему и от низкого начинает восходить к высшему, и тогда говорится о ней: "кто сия восходящая убелена". Эта чернота прекрасна, как сознание несовершенства и готовность к самоизменению, "забывая заднее, устремляться вперед". Как говорил Бернард Клервосский: "Блаженна чернота, которая порождает просветление разума, свет знания, незапятнанность совести".
В своем творчестве Яннарас примиряет и взаимообогащает разобщенные и враждующие богословские традиции, возвращает Западному и Восточному христианству исконную целостность.
Яннарас намечает и освещает пути преодоления отчужденности изолированных самодостаточных «Я». Условие этого — «переоткрытие» любви в единстве и богатстве ее библейских смыслов.
Мыслитель заново открывает библейский мир современнику, приносит в дар современности вечное неизбывное богатство библейских "песен", из которых Песни Песней — самая актуальная. История может закончиться, но "любовь никогда не перестанет". Ветхая, но вечная Песня Песней отныне звучит и для постчеловека. В этом безусловная заслуга и Христоса Яннараса.
Михаил Черенков
Источник: Евангельская газета "Мирт"