Божье участие в жизни мира традиционно рассматривалось в свете поддержания порядка через законы природы.

Совсем скоро можно будет отметить 400 лет со дня начала суда над Галилеем. Случилось это грустное событие в феврале 1616 года. Именно тогда Римская Католическая Церковь осудила гелиоцентрическую модель мира Коперника, признав ее еретической и противоречащей Писанию. Суд тот был не столько о Галилее, сколько о вопросе, кто может толковать Писание и на каких принципах. К концу периода Средневековья аристотелизм был уже впитан внутрь христианского мировоззрения. И этот взгляд на мир все еще доминировал среди богословов и среди академического сообщества времен Галилея. А Галилей посмел опровергать физику Аристотеля, ошибочность которой Галилей экспериментально доказал, но которая была плотно интегрирована в церковное богословие.

Есть знаменитое высказывание Джорджа Сантаяны: «Те, кто не помнит прошлого, обречены на его повторение». Иногда я не понимаю, неужели христиане так и не поняли значимость суда на Галилеем? Ведь время от времени, как минимум раз в 25 лет, христиане и ученые дискутируют, и их споры очень похожи на дебаты того 400-летней давности суда. Некоторые христиане до сих пор не поняли, что главным лейтмотивом споров времен Галилея были богословское применение теории «неподвижной» Земли. Церковный монолит богословия, геоцентричности и аристотелевского взгляда на мир, давал людям понимание своего места в космосе. Проблема с гелиоцентрической моделью состояла в том, что в ней человечество теряло свое центральное положение во Вселенной. Теперь люди были лишь «седоками» на одной из многих планет, вращающихся вокруг солнца.  Это было воспринято как унижение человека,  который считался вершиной творения и был лишь «немногим умален перед Ангелами» (Пс. 8:6). Сегодня проблема еще более серьезная – ведь мы знаем, что наше солнце ничем таким не выделяется среди сотен миллиардов звезд одной галактики на Млечном Пути. А ведь есть еще сотня миллиардов галактик во Вселенной. Похожая проблема возникает и в дебатах об эволюции и сотворении мира. Что означает быть созданными «по образу и подобию» (Быт. 1:27), если мы – всего лишь часть животного мира? В сути гелиоцентризма и эволюции прячется один важный вопрос:  Каково место человечество в творении Бога? И сей антропологический вопрос – одна из причин, почему столько копий ломается по этому поводу.

С гелиоцентризмом, кажется, все довольно легко смирились, кроме, пожалуй, мнения астрономов о нашем месте в космическом пространстве, а вот с эволюцией многие консервативные христиане смириться до сих пор не могут. Один из аспектов этой темы – мы не можем вместить в себя эти огромные цифры.  Мы не можем представить себе миллиарды звезд, галактик или миллиарды лет. Эти описания и пространства, и времени находятся за рамками нашего восприятия. Тем не менее, многие христиане с бескрайностью пространства смириться не против, принимая большую часть открытий современных астрономов. Но вот когда разговор заходит о миллиардах лет, связанных с космической и биологической эволюцией, у тех же самых христиан возникает состояние ступора. Для меня богословский ответ на пространственно-временное положение человечества в структуре Божьего творения, и в свете космологии, и в свете биологической эволюции, должен быть одинаковыми.  Попытки разделить эти два вопроса на части не имеют смысла. Они не только не помогут, но и крайне не мудры.

Подобно аристотелизму, который был впитан в христианское мировоззрение и повлиял на конфликт Галилея с Церковью, не впитали ли мы сегодня в христианское богословие парадигмы классической физики? В мире Ньютона и Лапласа природа –  это сложная и гармоничная машина, работающая под действием неизменных законов. Законы эти могут быть поняты богословием, как выражение верности Бога, и показывают власть Создателя. Внутри парадигмы современной, классической физики довольно легко находить соответствия традиционным богословским доктринам. Например, признание, что Бог существует «вне времени», и поэтому знает все.  Вот вам и основа для предопределения. Если вопросы о власти Бога, Его неизменности или всемогуществе выводят вас из равновесия, это отчасти потому, что есть уверенность, связанная с этим механистическим мировоззрением, которое внедрилось в образ нашего мышления и предубеждения. Эти классические атрибуты Бога имеют долгую историю. Но они, скорее, результат синкретизма христианства и греческой мысли, а не ветхозаветной иудейской точки зрения. Эти атрибуты усилены механистическим мировоззрением, где Бог жестко управляет всем. Если парадигма классической физики повлияла на наше видение Бога, а развитие деизма указывает именно на это, то явно имеет смысл рассмотреть, как современная физика соотносится с богословием.

Квантовая механика, описывающая взаимодействие атомов, молекул и их составляющих, бросает серьезный вызов нашему миру причинно-следственных связей. В результате мы имеем статистическое описание природы на микроскопическом уровне, разбивая вдребезги закрытый, упорядоченный взгляд на космос. Что нам, христианам, делать со «случайностью» (неопределенностью), которая оказалась в основе всей природы? Не пугает ли нас даже намек на разговор о случайностях, поскольку это бросает вызов нашей тяге к повсеместному «контролированию и порядку», если уж не нами, то хотя бы Всемогущим Богом? Или мы радостно ожидаем этот удивительный мир новых возможностей?

Божье участие в жизни мира традиционно рассматривалось в свете поддержания порядка через законы природы. Недавно ученые-богословы признали заботу Бога о космосе не только через порядок, но и через случайность (по необходимости и в рамках непредвиденных обстоятельств). Божественное вмешательство оказывается менее явным и более гибким, чем традиционно считалось, особенно в доктрине предопределения. Попытки жить в этой неопределенности, каких требует этот новый гибкий взгляд, можно считать нормальной частью нашего постмодернистского развития веры. Противоположность веры – не сомнения, а определенность. Мы же ходим верой, а не видением (2 Кор. 5:7 ).

В заключение. Мне кажется, что нашу модернистскую уверенность,  облаченную в физический и богословский детерминизм, следует уже оставить. Механистическое видение мира можно признать официально умершим. Даже если оно все еще потихоньку умирает в нашем сознании. Давайте не будем стараться его воскресить с помощью нашего богословия, мешая нашему понимаю Божьих способностей и деяний в мире. Случай с Галилеем оказался коррективой  в мировоззрении церкви, по крайней мере, в вопросах герменевтики. Если мы верим, что Бог совершает свой труд в рамках истории человечества, а я в это верю, то у нас есть все основания ожидать, что развитие современной науки – тоже, как и в случае с Галилеем,  труд Святого Духа.

Тим Реддиш

Источник: www.hristiane.ru